Внешние вехи биографии Дмитрия Ивановича Шаховского (1861–1939) – известного земского деятеля, одного из создателей «Союза освобождения», члена ЦК партии кадетов, секретаря I Государственной думы и министра государственного призрения в одном из составов Временного правительства достаточно известны. Обычно имя Дмитрия Ивановича вспоминали в связи с изучением биографии его близкого друга академика В.И. Вернадского. Сын В.И. Вернадского – Георгий Владимирович, преподававший русскую историю в Йельском университете в США, опубликовал большую работу под названием «Приютинское братство», где рассказал о дружеском кружке студентов-выпускников Петербургского университета, не только на всю жизнь сохранивших дружескую приязнь друг к другу, но и немало сделавших вместе в политике и образовании(1). О «Приютинском братстве» подробно написал также биограф В.И. Вернадского Г.П. Аксенов(2) В 1992 г. в сборнике «Звенья» вышла первая подробная публикация «Писем о братстве», подготовленная Ф.Ф. Перченком, А.Б. Рогинским и М.Ю. Сорокиной, получившими возможность использовать следственное дело Д. И. Шаховского, арестованного и расстрелянного НКВД (3).
Деятельность Д.И. Шаховского изучалась и в Ярославле, где в дореволюционное время он не только служил в земстве, но и стал одним из создателей частной демократической прессы, газет «Северный край» (1898) и «Голос» (1908)(4). В последнее время в журналах «Родина» и «Отечественная история» напечатаны биографические очерки о нем, написанные известными исследователями истории партии кадетов и либерализма К. Ф. Шацилло, В.В. Шелохаевым (5). Опубликованы переводы всего комплекса «Философических писем» П. Я. Чаадаева, разысканных [Д.И.] Шаховским и готовившихся им в 1930-е гг. к публикации в известной серии «Литературное наследство» (6).
Без понимания роли Шаховского невозможно написать полную историю земского конституционализма, партии кадетов и того, что обозначалось его современниками как «освободительное движение». И даже в этом случае представление о вкладе Шаховского в политическую эволюцию России на рубеже XIX–XX вв. будет неполным. Выделяя для изучения жизнеописание политика, историки обычно абстрагируются от полного биографического контекста, делая акцент на общественном, а не личном. Между тем возможен и другой взгляд, когда знание внутренней эволюции человека, выраженной через его труды и дела, исследованной по переписке и мемуарным свидетельствам, позволяет лучше понять мотивы его политического поведения в течение всей жизни.
Попытаемся проследить, что стало определяющим для Д.И. Шаховского в выборе пройденного им политического пути. Посмотрим, как корректировались его представления, в зависимости от тех изменений, которые происходили в русском обществе. Выяснить это важно еще и потому, что [Д. И.] Шаховской, его друзья и единомышленники, безусловно, представляли авангард тогдашнего общества, во многом закладывая новые нормы политической культуры в России.
(191)
Думается, вряд ли можно ошибиться, если выделить в качестве стержневой основы для понимания личности Шаховского его принадлежность к потомкам одного из декабристов. В автобиографии, опубликованной в 1913 г. в юбилейном сборнике газеты «Русские ведомости», [Д.И.] Шаховской говорил о себе: «Я – внук декабриста и всегда помнил это, насколько себя помню»(7). В начале 1925 г., когда давно отбушевали времена «борьбы с самодержавием», [Д.И.] Шаховской пишет для своих друзей по братству письмо «Вызовстарикам и молодым»: «Декабристами жива Россия, и ими в глубине души жив каждый из нас. Нам надо вполне осознать это и по возможности передать это сознание другим. Без этого мы не можем достаточно послужить великой задаче, которая поставлена декабристами и пока не выполнена нами: осуществить русскую правду»(8). Само понятие «Русской правды» повторяет название известного конституционного проекта Павла Пестеля и, видимо, должно было олицетворять продолжение декабристской традиции для поколения [Д.И.] Шаховского. В связи с этим обратим внимание на одно замечание Ю.М. Лотмана, сделанное им в последнем, изданном посмертно, труде о культуре дворянской России XIX в. Исследователь, определяя культурный вклад декабристов, писал о том, что они «проявили значительную творческую энергию в создании особого типа русского человека, по своему поведению резко отличающегося от того, что знала вся предшествующая русская история»(9).
Так же, как и декабристы, Шаховской утверждал новый тип поведения, абсолютно противоречивший светским понятиям о том, как должен вести себя князь и генеральский сын.
Ф.И. Родичев, пригласивший выпускника Петербургского университета Д. И. Шаховского на земскую службу в 1885 г., вспоминал: «Зимой 1884–1885 года Кавелин часто рассказывал о кружках университетской молодежи, не социалистов, не революционеров, — очень идейных юношей. Среди повального отупения тогдашней молодежи это было редкое явление. У Кавелина же вскоре я встретился с одним из членов такого кружка, князем Д.И. Шаховским.
Молодой, застенчивый, с наивным внимательным взглядом, Шаховской проповедовал учение Льва Толстого, аскетизм, самопожертвование, любовь. К политике он был равнодушен и собирался идти в учителя русского языка. Он горел жаждой подвига. Кавелин оспаривал его аскетизм, нападал на Толстого, вызывая Шаховского на спор. Спорил и я с юношей, любуясь им. Я был поражен новым для меня явлением…»(10). Действительно, [Д.И.] Шаховской в юности серьезно увлекался идеями Л. Н. Толстого, известны факты его участия в распространении толстовских книг для народа. [Д.И.] Шаховской лично общался с Львом Николаевичем и даже был принят в Ясной Поляне. Не случайно, поехав учительствовать, он надел мужицкий костюм. Ф.И. Родичев оставил известие и об этом периоде жизни [Д.И.] Шаховского: «Появление его в Весьегонском уезде произвело сенсацию. Молодой князь, сын военного, одет как мужик, в полушубке и валенках, норовит ходить пешком, а не ездить. Своими руками возделывает огород, незлобив… Его искренность и простота в обращении с людьми обезоруживала…». Весьма показательно, что [Д.И.] Шаховской со всею искренностью молодости откликнулся на близкие ему размышления [Льва Николаевича] Толстого именно о барской вине перед крестьянами.
Если бы все на этом и закончилось, то произошла бы обычная история: «кто в молодости не либерал, кто в старости не консерватор». Но Шаховской был последователен, для него было действительно серьезным испытанием предложение отца вступить в права владения родовым серпуховским имением Васькино (Рождествено) (рядом с чеховским Мелиховым) и ярославским имением (бывшее родовое поместье Щербатовых в сельце Михайловском). С 1889 г. он поселился в сельце Михайловском и сразу же раздал всю землю в аренду крестьянам по максимально низким ставкам, так что крестьяне говорили о нем, что он их «наградил землей»(11). Впоследствии он вообще продал свое имение, оставив себе только небольшой кусок земли для ценза. Даже в женитьбе сказалось его бунтарское стремление преодолеть светские поведенческие стереотипы и расчеты. Избранницей [Д.И.] Шаховского стала выпускница Бестужевских курсов, дочь московского купца Анна Николаевна Сиротинина (ее брат был известным московским врачом). Знавшая эту семью Ариадна Владимировна Тыркова (по приглашению Шаховского в 1903 г. она работала в Ярославле в газете «Северный край») писала: «Княгине Шаховской не стоило больших усилий приспособить жизнь семьи (192)
к упрощенным формам. Она была хорошая женщина, искренняя, преданная детям и мужу, но несложная. Опрощение было в ее стиле. Барственности в ней не было и тени.
В этом доме запросто могли постелить клеенку, выставить для гостей нежный севрский фарфор и спокойно разложить на него хлеб и колбасу, не всегда разрезанную. Гости справлялись, как умели»(12).
Д.И. Шаховской никогда не кичился своим княжеским происхождением (какая спесь могла быть у внука политического каторжника?). Однако понимание его мотивов с трудом давалось обывателю. В архиве ярославского жандармского отделения сохранилось дело о наблюдении за политически неблагонадежным кн. Шаховским, со сведениями агента госпожи Монаковой, внедренной в окружение известного земца. Хотя к написанному ею «роману» из донесений нужно относиться с осторожностью, некоторые переданные ею детали вряд ли придуманы, например, вопрос [Д.И.] Шаховского в одном из их разговоров: «Что это вы меня все время титулуете»? (13)
Как и Ф.И. Родичев, другой друг Шаховского А.В. Тыркова-Вильямс оставила свидетельства того, что необычность его поведения особенно бросалась в глаза при первой встрече: «И вдруг в мою дверь постучал Шаховской… Его значительность я сразу признала». В характеристике [А.В.] Тырковой-Вильямс, профессиональной писательницы, можно найти, наверное, самое лучшее и достоверное дружеское описание личных черт Дмитрия Ивановича. «Шаховской меня не поучал, не наставлял, никуда не загонял, – писала Ариадна Владимировна. – Он слишком уважал свободу других, чтобы это делать». [А.В.] Тыркова писала о нем как о «глубинном» человеке, «он был собиратель, его главным талантом было привлекать и объединять людей»(14).
Изучение политической биографии [Д.И.] Шаховского показывает, что она развивалась в соответствии с канонами декабристского поведения (параллелями истории декабризма стали Приютинское братство, Союз освобождения, конституционализм). Но здесь [Д.И.] Шаховской пошел дальше, продолжая и утверждая традиции неподцензурной зарубежной публицистики как в собственных политических брошюрах, изданных в 1895 г. в Женеве под псевдонимом С. Мирный, так и в создании и распространении газеты «Освобождение».
Даже в начале партийного строительства в России Шаховской, организовав работу ЦК партии кадетов, создал инновационую модель политической деятельности. Позиция же [Д.И.] Шаховского внутри партии кадетов несколько отличалась от той, что занимал ее «демократический ареопаг» во главе с П.Н. Милюковым. По терминологии того времени, [Д.И.] Шаховской был «левый кадет», на самом же деле он был просто человеком действия. В отличие от ряда людей его политического круга, Шаховской имел многолетний практический опыт земского дела в провинции. Он слишком хорошо представлял, насколько применимы те или иные идеи, рождавшиеся в головах прекрасно образованных профессоров и адвокатов, входивших в ЦК партии кадетов, к российской действительности. Незадолго до Первой мировой войны [Д.И.] Шаховской увидел в кооперации возможный выход из политического кризиса партии кадетов, постепенно терявшей очки в думской борьбе.
Вот как вспоминала об этом [А.В.] Тыркова-Вильямс: «Верное общественное чутье подсказало ему, что через кооперацию может он собирать, сближать следующие круги людей, более мелких, но и более многочисленных, приучать их к совместной работе, закреплять в них те навыки, на которых должно держаться человеческое общежитие… Он мечтал втянуть кадетов в кооперацию, связать их, наконец, с толщею населения… но сделать этого не успел»(15).
Упомяну еще неслучайный интерес Шаховского к изучению творчества М.М. Щербатова и П.Я. Чаадаева, одних из наиболее известных и последовательных оппозиционеров власти и либералов (и с тем и с другим, кроме кровного, он ощущал еще и духовное родство). Думать о них он, видимо, никогда не переставал, храня архив Щербатова и связки писем Чаадаева, живя в окружении вещей и портретов своих предков. Научные же занятия их наследием совпадали у [Д.И.] Шаховского с теми периодами, когда он был отлучен от активного участия во всероссийской политической деятельности. Щербатовым и историей «осьмнадцатого» века Шаховской занимался в тюрьме, куда был заключен в 1908 г. по делу о Выборгском воззвании. А открытия, связанные с изучением творчества П.Я. Чаадаева, сделаны уже в Советской России в 1920–1930-е гг. Тогда же, в 1925 г., в год столетия декабристского выступления, [Д.И.] Шаховской вернулся к их мыслям о «Русской Правде». Немного не ко времени для современника другой, так называемой «Правды» – большевистской.
(193)
Д.И. Шаховской остался в Советской России, и это был его осознанный выбор, не принятый друзьями за границей. Более того, не кто иной, как [Д.И.] Шаховской более всего способствовал возвращению в страну своего друга В.И. Вернадского, раздумывавшего о продолжении научной карьеры за рубежом. Как для того, так и для другого жизнь в России, а не эмиграция была логичным продолжением в следовании своим принципам служения общественному долгу. Как ни парадоксально, [Д.И.] Шаховской по-дворянски подтверждал верность своему роду, только гордясь другим, генеалогическим счетом свободы, начавшимся от декабристов. «Та же была в нем рыцарская прямота, – писала Тыркова-Вильямс, — непоколебимое чувство долга, наивная влюбленность в свободу, равенство и братство.
Когда он бывал в очень хорошем настроении, он повторял:
По чувству братья мы с тобой,
Мы в искупленье верим оба,
И будем мы хранить до гроба
Вражду к бичам земли родной»(16).
Вспоминал ли Дмитрий Иванович эти стихи перед смертью на замучившей его Лубянке? Декабристский идеал «Русской правды» был убит вместе с одним из тех, кто так много думал о ней и утверждал всею своею жизнью принципы свободы. Видимо, ломка социальных кодов не могла пройти бесследно, она возвратилась Шаховскому дьявольской усмешкой. В день его смерти передовая статья «Правды» призывала «сделать всех рабочих и крестьян образованными», насилуя еще и заветную мысль всей жизни Шаховского о всеобщем образовании. Но надо помнить, что свою жизнь он все-таки прожил в согласии с самим собой, все, кто встречались с ним, не могли забыть прикосновения к чему-то искреннему и настоящему в своей жизни. Снова нельзя не процитировать Тыркову-Вильямс:
«…Популярность таких деятелей вырастала не только из их личной привлекательности, но и из их культурности». В нем воплощалась, по ее словам, «духовная тонкость, простота, общительность, глубокая честность и правдивость, неподкупная преданность идеям, готовность продолжать заветы целого ряда поколений служилых людей…»(17).
До сих пор облик Д.И. Шаховского остается обаятельным, а написанные им работы продолжают будить мысль, в них остается жизнь, которая сильнее смерти. И если нам когда-нибудь везло в жизни, то именно тогда, когда мы встречались с людьми, подобными [Д.И.] Шаховскому. Конечно, он был живой человек, с ошибками и страстями, своеобразно понятой религиозностью и отношением к смерти. Но он был счастлив тем, что не просто приблизился к идеалу, а создавал его, совершенствуя особый тип русского человека, созданный декабристами. И теперь уже от следующих поколений зависит, – удержится ли эта культурная преемственность в истории России.
1. Вернадский Г.В. Приютинское «братство» // Новый журнал (Нью-Йорк). 1968. № 93. С. 147–171; 1969. № 95.
С. 202–215; 1969. № 96. С. 153–171; 1969. № 97. С. 218–237.
2. Прометей: Ист.-биогр. альманах. Сер. «ЖЗЛ». Т. 15. Владимир Иванович Вернадский. Материалы к биографии /Сост. Г. Аксенов; Науч. ред. И.И. Мочалов. М., 1988; Аксенов Г.П. Вернадский. М., 1994.
3. Д.И. Шаховской. Письма о братстве. Публикация Ф.Ф. Перченка, А.Б. Рогинского, М.Ю. Сорокиной // Звенья: Исторический альманах. Вып. 2. М.; СПб., 1992. С. 174–318.
4. Козляков В. «Осуществить русскую правду…» // Золотое кольцо (Ярославль). 1993. 14 апр., 29 сент.; Он же. Дмитрий Иванович Шаховской // Ярославский календарь на 1996 год. Ярославль, 1996. С. 32–35.
5. Шацилло К. «Освобождать – так всех!» Мечтания молодых либералов и правда жизни (О Д.И. Шаховском) / Родина. 1997. № 7. С. 49–52; Шелохаев В.В. Дмитрий Иванович Шаховской // Отечественная история. 2000. № 5. С. 107–120.
6. Неизданные «Философические письма» П.Я. Чаадаева / Вступит. ст. В. Асмуса и Д. Шаховского // Лит. наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 1–78; Чаадаев П.Я. Полн. собр. соч. и избр. Письма: В 2 т. М., 1991. Т. 1–2.
7. Шаховской, кн. Дмитрий Иванович. (Автобиография) // Русские ведомости, 1863–1913: Сб. статей. СПб., 1913. С. 196.
8.Д.И. Шаховской. Письма о братстве… С. 224.
9. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства XVIII–начала XIX века. СПб., 1994. С. 331.
10. Федор Измайлович Родичев. Воспоминания и очерки о русском либерализме. Newtonville, 1983. P. 59.
11. А.Н. Шаховская. «Бескорыстное служение» (записка, написанная женой Д.И. Шаховского после его ареста в 1938 году). Приношу искреннюю благодарность Е.М. Шик за возможность спользовать этот документ и другие материалы из ее архива).
12. Тыркова-Вильямс А. Воспоминания. То, чего больше не будет / Предисл. В.В. Шелохаева. М., 1998. С. 285.
13. ГАЯО. Ф. 906, оп. 4, д. 128.
14. Тыркова-Вильямс А. Воспоминания. То, чего больше не будет… С. 222, 287.
15. Тыркова-Вильямс А. Воспоминания. То, чего больше не будет… С. 518–519.
16. Там же. С. 286.
17.Там же. С. 520.
(194)