В Москве на углу Тверской улицы и Камергерского переулка, где сейчас дом №6, в начале XIX века находился особняк сподвижника А. В. Суворова, героя взятия Очакова и штурмана Измаила графа Ираклия Ивановича Моркова, «человека нрава крутого и упрямства необыкновенного». В войну с французами, при московском пожаре 1812 года, этот особняк сгорел. А вместе с ним и многие ранние работы Василия Андреевича Тропинина, который был личным слугой графа, его кондитером и поваром, а также, по совместительству, «крепостным мазуном».
Лишенный в юные годы возможности полностью отдаться рисованию, Тропинин лишь на третьем десятке лет был определен в Петербургскую Академию художеств «посторонним учеником» к портретисту Степану Щукину. Жил он на «хлебах» учителя, грунтовал холсты, готовил краски, копировал с рисовальных образцов, осваивал жесткую, но столь необходимую школу ремесленничества. Благоприятная творческая обстановка, дружба с исключительно одаренными товарищами по Академии Орестом Кипренским и Александром Варнеком способствовали успехам начинающего живописца.
Но своенравный его хозяин, не желая лишаться уникальной собственности, прервал профессиональное образование своего буфетчика и отправил его на несколько лет в село Купавку Каменец-Подольской губернии. «Я мало учился, — вспоминал впоследствии Тропинин, — хотя очень усердно занимался в Академии». В малороссийском имении графа Тропинин наряду с хозяйственными обязанностями неустанно работал с натуры, в основном выполнял портретные этюды украинцев и украинок, строил и расписывал купавинскую церковь. Только в 1823 году в возрасте 47 лет Тропинину дали «вольную».
— Я хочу теперь спокойной жизни, ваше сиятельство! – с чувством собственного достоинства отвечал он графу Моркову на лестное предложение остаться на казенной службе в Москве или при Академии Художеств в Петербурге. С той поры Тропинин жил исключительно на «средства, доставляемые ему собственной кистью».
К этому времени относится наиболее прославленная его картина «Кружевница». Сегодня она доступна для ознакомления, экспонируется в Третьяковской галерее. Изображение дано укрупненно, как будто подвинуто поближе к зрителю. Мечтательная девушка с чувствительной душой, кокетливой полуулыбкой, озорными искорками в глазах. Гибкие, привыкшие к труду руки, грациозные, проворные пальчики, с коротко остриженными ногтями, непослушные завитушки волос. Перед ней на крышке стола предметы рукоделия, стан с коклюшками, наколотым кружевом. Манера письма скромная, не стремящаяся к внешней эффектности. Цветовые созвучия, серебристо-серый колорит также приятны глазу. Освещение условное, левая сторона фигуры контрастнее правой. Впрочем, автор своевольно поступает с распределением света и тени, подчиняя все темные пятна одной-единственной самой сильной точке, пластическому камертону композиции – зрачку левого глаза.
Через бытовую достоверность, обстоятельное исследование прозаической реальности художник утверждает поэзию естественности, красоту обыденного. Обаятельный образ кружевницы – «портрет-тип», сплав мечты и яви, видимого и желаемого. Кто она, эта курносенькая очаровательница? Она анонимна. Но в то же время есть в ней что-то и от народной рукодельницы, и от представительницы городского ремесленного люда.
Если сравнить картину с предварительно нарисованным карандашным эскизом, мы увидим, что композиция почти не претерпела поправок. Разве что соотношение верха и низа, фон и силуэт фигуры стали немного иными, более слаженными. Добавлена высота спинки стула, появились ножницы, и их положение в пространстве определяет плоскость стола. Прием, который через полвека охотно применял французский живописец Поль Сезанн. Исправлены ошибки пропорций. В эскизе велики левое плечо и предплечье, мелковаты кисти рук. В окончательном варианте значительно увеличена затылочная часть головы, укорочен нос, стройнее смотрится шея. Но главные изменения произошли в характеристике черт лица. Девушка стала миловидней и привлекательней. Она словно зримое воплощение слов писателя-сентименталиста и историографа Николая Михайловича Карамзина: «И крестьянки любить умеют».
С тропининской «Кружевницей» в русское искусство вошло новое понимание женской красоты. Не той внешней красивости – холодной и праздной, а той гармонии нравственных и физических свойств человека, соединения доброты, трудолюбия и сердечности.
В последние годы жизни Тропинин, признанный и превосходный портретист, первый, по выражению современников, авторитет среди московских живописцев, жил близ Каменного моста, на Ленивке, в районе, где обычно ютились студенты Московского университета. Окна его мастерской выходили на Кремль. Скромная обстановка, дощатые полы, беленые стены — все пронизано было простотой, уважением к труду. Главную роскошь квартиры составляли развешанные по стенам работы гостеприимного и добродушного хозяина.
— Да что ж у тебя на портретах люди такие счастливые и с полуулыбкой? – спрашивали Василия Андреевича.
— Кому ж приятно, – отвечал он, — глядеть на хмурые, пасмурные лица!?..
Вера в возможное преодоление невзгод, в проявление наилучших качеств людей, в обязательность их «счастливых минут жизни» была определяющей в светлом искусстве великого мастера русской портретной живописи.
Источник: Головач Л. В.Тропинин. Кружевница //Юный художник. 1994. №3.
Рубрики 
Метки: