Овсянников С.Н. Церковное зодчество в Ярославской губернии первой половины XIX века и деятельность архитектора П.Я. Панькова //XI Золотаревские чтения. Материалы науч.конференции. 16 ноября 2006. С. 111-116.

Последние 15-20 лет архитектура церковных построек Ярославской губернии, относящиеся не ко временам Древней Руси, а к XVIII-XIX векам привлекает все большее внимание. Повышение интереса к Православию породило целый ряд изданий, где сосредоточен значительный изобразительный и фактический материал[1]. Усилиями прежде всего ростовских исследователей Р.Ф. Алитовой, А.Г. Мельника[2] и др. появился целый ряд статей, посвященных уже не просто фиксации памятников этой эпохи, но изучению  процесса их проектирования, анализу их особенностей и закономерностей.

Первая половина XIX столетия для архитектуры русской провинции – особый период. Это было время, когда стремление государственного аппарата привести облик населенных пунктов на территории необъятной империи в соответствии с требованиями господствовавшей эстетики начало в широких масштабах претворяться в жизнь. Едва ли не ведущая роль отводилась здесь церковным постройкам. Регламентировать их возведение было значительно легче: проекты довольно дорогостоящих и требующих достаточно значительного уровня профессиональных навыков сооружений утверждались в целом ряде инстанций. Да и роль храма в жизни большинства россиян той поры трудно переоценить.

В самом начале века облик строившихся храмов Ярославской губернии отличался значительным разнообразием. Даже в 1810-х гг. среди строившихся сельских церквей встречались удивительно архаичные решения, восходящие едва ли не к допетровским временам. Удивительно, что они нередко были плодом не народного творчества, а Ярославской духовной консистории, о чем свидетельствуют храмы, построенные по проектам ее подканцеляриста Андрея Мизерова, например, проект церкви с. Боровицы Ростовского района (1803 г.)[3].

Одновременно встречались и постройки, проекты которых практически лишены черт провинциальности, кроме привнесенных при строительстве. Чаще всего это встречалось среди усадебных церквей, подчас спроектированных столичными архитекторами или повторявших полюбившиеся заказчику образцы с некоторым стилистическим запозданием (церковь с. Татищев погост Ростовского района, освещенная в 1810 г.).

Существовали некоторые виды храмов, характерные именно для данной местности. Так, в начале XIX в. была популярна разновидность типа «восьмерик на четверике», где грани восьмерика – через одну – завершались треугольными фронтончиками (храмы с. Юрьевского (1810), с. Львы (1807; проект 1804) Варницкого монастыря (1814) Ростовского района, с. Заячий холм (1814) Гаврилов-Ямского района).

Огромное влияние на церковное зодчество первоначально Ростовского края, а затем всей губернии оказало строительство грандиозного Димитриевского храма (1795-1801) Ростовского Спасо-Яковлевского монастыря, возведенного архитекторами, приглашенными Н.П. Шереметевым[4]. Создатели местных храмов начала XIX в. неоднократно «цитировали» его характерные особенности, а именно: своеобразную форму портиков и оконных проемов.

Попытка впервые воспроизвести такой портик, возможно, была применена в первом, неосуществленном проекте упомянутой каменной церкви с. Львы; 1800 г. Ростовского уезда Покровской церкви[5]. Четыре колонны портика расставлены попарно, а антаблемент и фронтон прорезаны аркой пологой формы.

Что касается оконных проемов, то в Димитриевском соборе барабан купола разделен на два яруса, в нижнем из которых окна полуциркульные, а в верхнем – овальные. Эти два типа окон также активно использовались в сельских церквях начала XIX века[6]. Строители выбирали для барабанов, восьмериков или даже части стены (с. Шарна Любимского района (1807)) один из этих типов окон или же использовали их в разных сочетаниях.

Интересно, что первоначальное распространение эти особенностиполучили в начале XIX в. в Ростовском уезде. Именно в это время там делал первые шаги на архитектурном поприще ростовский мещанин, потомственный резчик Петр Яковлевич Паньков. В архитектуре его храмов, зафиксированной с неосуществленного проекта теплой церкви Сретенского прихода Ярославля (1815)[7], и – Покровской церкви Казанского монастыря в Ярославле (1819; построена в 1820-1828)[8], данные чертыприсутствуют так часто, что становятся своеобразной визитной карточкой Панькова. Особенно полно и органично они определили облик Покровской церкви. Вероятно, она нравилась и саму архитектору, и его заказчикам. Это привело к тому, что он был воспроизведен еще несколько раз[9].

Став в 1823 г. губернским архитектором, Паньков продолжает применять данные приемы. Но уже с середины 1820-х гг. появились альбомы типовых проектов церковных зданий[10], указом от 14 февраля 1825 г. настоятельно рекомендованные  в качестве образцов, о чем достаточно подробно писала Р.Ф. Алитова.

Губернский архитектор не мог их игнорировать. Эскизные чертежи[11] перестройки Входоиерусалимской (Ярославских чудотворцев) церкви Спасского монастыря Ярославля показывают, что храм первоначально обладал всеми упомянутыми выше особенностями. При этом Паньков довольно оригинально подчеркивал двойное посвящение храма, составленного из двух объемов (древнего и пристраиваемого) под единым куполом. В выстроенной церкви Ярославвских чудотворцев и портик, и объемное решение здания значительно более стандартны. Тем не менее, в творчестве Панькова до конца 1830-х гг. прослеживается определенная преемственность с его более ранними  постройками. Это говорит, что альбомы образцов были для него, скорее, источником отдельных приемов, чаще заимствованных из разных образцов.

Среди проектов, составленных ,или хотя бы рассмотренных Паньовым, практически нет широко представленных в альбоме 1824 г. «античных» ротонд, простилей или даже периптеров, отношение которых к Православию обозначалось лишь миниатюрной сферой с крестом над входом. Редко встречаются купола ,поставленные прямо на кровлю здания без хотя бы минимального обозначения барабана. Редки и миниатюрные парные колокольни (Ильинско-Тихоновская церковь Ярославля, церковь в Карабихе, проект перестройки храма Троицы в Нарядове Ростовского уезда (1839)[12]). Последняя – перекрытый куполом строгий кубический объем с фасадами на основе проектов альбома Михайлова и Шарлеманя №№ 16 и 19[13]. Но его план и интерьер радикально отличаются от всех проектов альбома, поскольку автор неосуществленного сооружения остроумно вписал в его объем старый храм и симметричную ему новую пристройку. Фактически это повторение приема, использованного Паньковым в эскизе церкви Ярославских Чудотворцев и, как и тогда, невоплощенного.

Сам характер храмов Ярославской губернии второй четверти XIX в., отличен от довольно лаконичной архитектуры рекомендованных образцов. В реально построенных ярославский церквях больше окон, которые много чаще чем в образцах имеют арочные , а не прямые перемычки, что, возможно диктовалось практическими соображениями лучшей освещенности интерьера. Этим отчасти смягчалась и суровая лаконичность фасадов здания. К тому же, строгая гладь стены в храмах губернии довольно часто обогащалась пилястрами, подчас даже парными. В то же врем, дорогостоящие колонные портики нередко заменяются пилястровыми или нишами с полуциркульным верхом, встречающимися в образцах значительно реже.

Конечно, степень участия губернского архитектора в создании многочисленных храмов была очень разной. Механизм их проектирования предполагал наличие неких первоначальных проектов, которые Духовная консистория предлагала на рассмотрение Строительной комиссии, возглавляемой губернским архитектором[14]. Проекты могли составляться в самой консистории или подаваться туда заказчиками. Иногда их автором мог быть и сам Паньков. Обычно же он вмешивался на следующем этапе, перед представлением проектов Синоду. О степени вмешательства можно судить по косвенным признакам. Несомненно, что нередко Панькову приходилось иметь дело с далеко не высокопрофессиональным проектным материалом. Поэтому сделанные им исправления могли носить весьма серьезный характер.

Тем не менее, в сельских храмах, построенных в период руководства Паньковым губернской архитектурной службой, встречаются несвойственные ему формы архаизмов. Так, в Успенском храме с. Скнятиново (1832) вместо венчающей ротонды использован восьмерик. Преображенский храм пос. Петровское (1834), несмотря на видимое следование проектам альбомам (проект № 15[15]) своим пофронтонным покрытием близок восьмискатным храмам соседнего Ростова. А на куполе строгой ротонды, венчающей Сергиевскую церковь с. Поддубное (1836) Ростовского района возникло совсем необычное для композиции, но очень характерное для национальной традиции церковной архитектуры, пятиглавие.

Среди храмов встречаются и продолжающие традиции XVII в. двусветные четверики с пятиглавием, построенные еще до того, как подобные композиционные формы были легализованы альбомом проекта К.А. Тона 1838 года (Владимирская церковь с. Давыдова (1834)). В Воскресенской церкви с. Закедье Борисоглебского района (осв. В 1848) этот четверик сочетался с портиком, имеющим арочный фронтон. Это говорит о том, что и заказчики, и строители вносили в облик здания свои особенности. Характерно, что и в первой половине XIX в. продолжала существовать определенная зависимость типа храма от местных традиций и образцов, стоявших в соседних селах[16].

К сожалению сейчас зачастую сложно решить, какой характер имели поправки Панькова в рассматривавшиеся им проекты. Так, в 1838 г. он исправил план и фасад церкви с. Лютова[17]. Сохранившийся храм и формами, и композицией, где к четверику с востока и запада примыкают два полукружия, похож на известную церковь в подмосковной Ахтырке, спроектированную А.С. Кутеповым и воспроизведенную им в альбоме фасадов[18]. Но использовал ли Паньков  кутеповский проект или, напротив, смягчил его строгость и лаконизм разнообразно сгруппированными парными колоннами, осталось неизвестным.

Утверждение Паньковым в том же году плана и фасада церкви с. Княжова Мышкинского уезда – прекрасного образца ампира, близкого архитектуре образцовых проектов, но не повторяющего ни один из них – вероятно, было лишь формальностью.

Зато в ряде случаев можно говорить именно о влиянии губернского архитектора на местных проектировщиков. Так, проект перестройки Алексеевской церкви Алексеевского монастыря в Угличе[19] был подписан уездным землемером Николаем Паниным и лишь рассмотрен Паньковым. Тем не менее, декор его фасадов определяют именно характерные портики с арками и парными ионическими колоннами.

В святых воротах Покровского монастыря под Угличем в несколько модифицированном виде была воспроизведена композиция перестроенной Паньковым Никольской церкви Авраамиева монастыря[20]. В решении ее фасада несоразмерно канону увеличена высота фриза. Данный прием, в данном случае позволивший согласовать членение портика с высотой фланкирующих его старинных башен, сближает этот утраченный памятник с Федоровской церковью местного Богоявленского монастыря (1808). Это заставляет предположить возможное авторство местного последователя Панькова.

Подводя итоги, отметим, что архитектурная деятельность П.Я. Панькова связана с местными традициями зодчества. В результате творчество губернского архитектора стало столь органичной частью ярославского классицизма, что часто сложно провести четкую грань между его собственными работами и другими постройками 1820-30-х гг., тем более, что большинство из них также прошло через его руки.

Лишь в постройках конца 1830-начала 1840-х гг. усиливается, по крайней мере, внешнее следование рекомендованным образцам. Стремясь удовлетворить требования вышестоящих инстанций, архитектор лишь время от времени демонстрировал, явно не желая того, что его понимание классицизма от канонического.