Соотношение культуры и цивилизации в современной России

Введение

1. Особенности Российской цивилизации

2. Исторические аспекты соотношение культуры и цивилизации в России

3. Культура и цивилизация в Современной России

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Проблеме соотношения культуры и цивилизации посвящено немало серьезных работ известных теоретиков культуры. Многие из них связывают ее с вопросами о судьбах культуры, цивилизации и даже всего человечества.

Понятие «цивилизация» многозначно. Для выработки более менее точного определения цивилизации необходимо изучение крупных социальных и культурных феноменов, существующих в виде целостностей. Н. Данилевский называет такие феномены культурно-историческими типами, О. Шпенглер – развитыми культурами, А. Тойнби – цивилизациями, П. Сорокин – метакультурами.

Все эти социальные и культурные суперсистемы не совпадают ни с нацией ни с государством, ни с какой-либо социальной группой. Они выходят за пределы географических или расовых границ. Подобно глубинным течениям они определяют характер всех более мелких социальных образований и являются целостными единствами.

Цивилизационный подход рассматривает историю человеческого общества не просто как смену событий, определяющих судьбы отдельных народов, их возникновение, расцвет и исчезновение. Прошлое воспринимается как чередование крупных целостных образований, таких как античная культура и т.п. В таком понимании цивилизация становится основной категорией исторической науки. Цивилизация – это условная единица трактовки истории, теоретическая конструкция.

В выработке определения понятия цивилизации и оценки конкретных цивилизаций многое зависит от позиции исследователя. Фактически под цивилизацией понимается культурная общность людей, обладающих некоторым социальным генотипом, социальным стереотипом, освоившая большое достаточно автономное замкнутое мировое пространство и в силу этого получившая прочное место  в мировом раскладе.

Одно из пониманий «цивилизации», в котором цивилизация противопоставляется культуре связано с тем, что понятие «культура» относится преимущественно к сфере духовного, а цивилизация, напротив, олицетворяет все материальное, бездушный мир техники, потребления.

В России под цивилизацией часто понималась развитая в техническом отношении Европа, с цивилизацией ассоциировалась и власть, которая, начиная с XVIII в.  насаждала в стране европейские порядки.

1.  Особенности Российской цивилизации.

Основной чертой современного мирового сообщества является то, что для дальнейшего развития производства требуются еще более глубокая специализация, более широкая, чем сегодня, информатизация, проникновение технических средств в самые интимные стороны человеческой деятельности вообще и производства, и потребления в особенности.

Такая тенденция опасна прежде всего тем, что специализация плохо совместима с необходимостью целостного восприятия мира культуры. В подобной атмосфере человека формируют не действительность во всей ее полноте и разнообразии, не общение с природой, а во многом средства массовой информации (СМИ) и массовая культура. Человек становится все более легко управляемым и даже манипулируемым.

Западная цивилизация смотрит на мир вообще и на конкретные объекты в частности с точки зрения их полезности, практической значимости, тогда как для более целостного восприятия мира и “бесполезные” вещи не менее важны и ценны. Чтобы человек мог выйти из кризиса, он должен изменить доминирующую установку: «предмет дорог, самоценен, потому что полезен».

Кризис, который переживает современное общество, несомненно, связан с проблемами экономики, экологии, энергетики и т. д. Однако поскольку в основании современной экономики и политики, энергетики и экологии лежат научные программы, все эти вопросы связаны с типом рациональности современного человека, форм его самосознания и познания. Кризис свидетельствует о том. что господствующая в мире форма рациональности неуниверсальна, т. е. не отвечает всем культурным и ценностным ориентациям, необходимым для выживания, а тем более гармоничного развития человеческого сообщества.

Европейская индустриально-техническая цивилизация, достигшая значительных успехов, стремится завоевать планету не только технологически, но и мировоззренчески. Между тем односторонность развития европейского человека, превращающая все сущее не только в объект рационализации и познания, но и обладания, и потребления, сегодня очевидна многим мыслителям, в том числе и европейским. Именно это лежит в основе юнговского замечания «мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости», а также хайдеггеровской метафоры наука не мыслит».

Увлечение наукой и перенос научных методов на другие сферы человеческого бытия поначалу были неизбежны в силу их практической эффективности. Однако практическая полезность, ставшая основной доминантой, вытесняет другие проблемы, в частности духовного характера, на периферию бытия. Между тем еще в 1938 году И. Хейзинга справедливо отмечал, что «наука, не сдерживаемая более уздой высшего морального принципа, без сопротивления отдает свои секреты гигантски развившейся, толкаемой меркантилизмом технике, а техника, еще менее удерживаемая высшим принципом, на котором держится культура, создает с помощью предоставленных наукой средств весь инструментарий, который требует от нее организм власти».

В современной России наиболее распространено выделение цивилизаций по национально-этническому принципу: японская, китайская, русская и т.д. Повышенный интерес к роли национального в жизни человека в нашем обществе понятен. Длительное время национальное растворялось в социально-классовом. Его значение в жизни человека сводилось к минимуму. Теперь наступила обратная реакция и происходит педалирование национального. Понятия «народ», «нация» обретают значение мистических сакральных символов. Все это далеко не безобидно. Попытка совместить цивилизационные ценности с национальными символами подпитывает национализм и национальный экстремизм. Но дело не только в этом.

История нашей страны является частью мировой и не может рассматриваться вне ее контекста. Каково же место России в мировом сообществе цивилизаций? К какому типу цивилизаций ее можно отнести? В переломный период, который переживает общество, споры по этим вопросам как никогда горячи. Рассмотрим основные направления этой дискуссии.

В соответствии с марксистско-ленинской точкой зрения, цивилизационные особенности не имеют значения. Понятие «цивилизация» при таком подходе не используется. Но поскольку марксизм – это продукт западной культуры, то фактически предлагается рассматривать Россию по аналогии с обществами, относящимися к западной цивилизации. Главное сводится к следующему. В стране происходила смена общественно-экономических формаций, хотя и с отставанием от Европы и со значительными особенностями. Однако во второй половине XIX в., утверждают сторонники этой точки зрения, она резко ускорила свое развитие. Практически одновременно с развитыми странами на рубеже ХIХ-ХХ вв. перешла к империализму и, наконец, раньше Других стран подошла к рубежу перехода к высшей формации – коммунизму (ее первая ступень – социализм). Уже шла речь о том, что социализм – это общественный идеал и он, как всякий идеал, не может быть реализован на практике. Но даже если отвлечься от этого, то для принятия такой концепции в качестве основной при рассмотрении истории России необходимо дать убедительные ответы, по крайней мере, на два вопроса. Почему страна, которая отставала от европейских стран, относилась ко второму эшелону, оказалась первой при переходе к социализму? Почему ни одна из стран первого эшелона, т.е. развитых, за Россией в социализм не последовала? При всем обилии марксистско-ленинской литературы, издававшейся многотысячными тиражами в советское время, убедительного ответа на эти вопросы не существует, если не считать утверждений о коварстве мировой буржуазии и предательстве социал-демократии, вторые нельзя принимать всерьез. Тем не менее, сторонники этой точки зрения существуют до сих пор, и в немалом числе, особенно среди профессиональных обществоведов старшего поколения.

Следующая точка зрения в определенной мере близка к первой, поскольку предлагает рассматривать Россию как часть западной цивилизации. Ее сторонники признают только западный опыт и применяют к России только западные категории. Они считают, что Россия, хотя и с отставанием, развивалась в русле западной цивилизации. Накануне первой мировой войны ее развитие стало очень динамичным, обещало выход России в категорию развитых стран уже в ближайшем будущем. Однако в ослабленной первой мировой войной стране большевики, опираясь на неграмотные, люмпенизированные массы, взяли власть, и Россия сошла с цивилизационной магистрали. В ней развилась охлократия – власть толпы, которая привела к тоталитаризму (насилию в массовых масштабах). Лишь сейчас, утверждается, ли условия для возвращения в цивилизацию, которая понимается исключительно как западная. Таким образом, на этой позиции стоят те, кто выступает за быстрый переход России на чисто западный развития. Это, как правило, самые радикальные демократы из числа экономистов, историков, политологов.

Эта точка зрения не имеет развитой историографии, во многом заимствована из зарубежной историографии, где она имеет давнюю историю. Предлагаемая концепция – это большевизм наоборот. Раньше говорили социализм со знаком плюс, теперь предлагается говорить охлократия со знаком минус. Но дело не только в этом. Россия – страна своеобразная, она не может быть полностью описана в категориях только западной культуры. В ней слишком много такого, что не имеет аналогов на Западе. Например, Советская власть, феномен РКП(б) – ВКП(б) – КПСС и т.д. Вызывает сомнение подобная оценка и по другому поводу: как страна, являвшаяся мировой державой, одной из опор мирового баланса сил, на 75 лет оказалась во власти толпы. Эта позиция представляется непродуктивной.

Есть обществоведы, которые предлагают отнести Россию к странам восточного типа. Предпринимались, считают они, попытки включит Россию в европейский путь развития: принятие христианства, реформ Петра I. Но эти попытки окончились неудачей. После Октябрьской революции и нескольких лет борьбы страна превратилась в обычную восточную деспотию во главе с тираном – партийным вождем. На первый взгляд очень похоже, особенно про тирана – партийного вождя. На второй взгляд, можно констатировать наличие явных черт восточного типа советском обществе. В период существования СССР в обществе функционировали исключительно вертикальные связи (через власти структуры). Все было замкнуто на партийной и государственной номенклатуре. Еще недавно два завода, разделенные только забором, могли общаться между собой исключительно через министерство. В истории России, в том числе и советского периода, можно проследить цикличность, которая была выделена на примере истории Китая. За периодом реформ неизбежно следовал период контрреформ, за революцией – контрреволюция и т.д. Действительно, эта точка зрения отвечает, на мой взгляд, на многие вопросы, особенно советского периода истории. Однако многие из них остаются без ответа. Обратите внимание: от 65,5% (в дооктябрьский период) до 70% (в советский) население нашей страны было славянским (русские, украинцы, белорусы). Оно исповедует христианство. Прибавьте к этому католическую Прибалтику, православную Грузию, григорианскую Армению. Очевидно, что подавляющее большинство населения страны исповедовало ценности христианства, которые лежат в основе западной цивилизации. И, несмотря на то, что в советский период христианские ценности интенсивно разрушались, все же в общественном сознании они были сильны. Не случайно православная церковь так быстро вышла на первый план после1985 г. Можно найти и другие доказательства, что Россия не вписывается полностью в восточный тип развития. Что наиболее болезненно воспринимается сейчас, в условиях критики прошлого старшим поколением? Утверждения, что за 75 лет советского строя страна не имела достижений. Люди старшего поколения считают, что подобная критика лишает их жизнь смысла, хотя они много и тяжело трудились. Они не хотят и не могут принять такую оценку прошлого. Но ведь это типично европейский тип мышления: жизнь должна быть потрачена на продвижение вперед себя и общества в чем-то конкретном. Что касается досоветского периода, то там очень многое не укладывается восточный тип цивилизации. Существовала частная собственность, предпринимательство, рынок, классы, многопартийность, элементы парламентаризма и т.д.

Есть точка зрения, в соответствии с которой Восток и Запад сошлись, и сошлись они в России. Это – евразийская концепция. Рассмотрим несколько подробнее эту концепцию. Идея о евразийской, особой сущности России присутствует в общественном сознании и в теоретических разработках давно, несколько столетий. П.Я. Чаадаев в первом философическом письме в 1836 году писал: «Одна из самых печальных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах… Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого».

Крутой поворот, который совершила страна в 1917-1920 гг., вызвал к жизни евразийское течение, распространившееся среди молодой интеллигенции в эмиграции. Молодые философы, историки, литераторы, правоведы увлеклись поисками смысла российской истории. Впервые евразийство громко заявило о себе в начале 20-х гг. Группа российских ученых – князь Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Г.В. Флоровский и др., сначала в Софии, затем в Берлине и Праге выпустили подряд несколько сборников с характерными названиями. Позже к этому течению примкнули еще несколько представителей эмигрантской интеллигенции: философ Л.П. Карсавин, историк Г.В. Вернадский, юрист Н.Н. Алексеев и некоторые другие. Вокруг евразийства в эмиграции кипели страсти. Были сторонники, но больше – противников, которые видели в этом увлечении попытку оправдать большевизм. Большая часть тех, кто начинал эти изыскания, в конце 20-х гг. отошли от евразийства. Для советских людей в то время евразийство было закрытой страницей. Сейчас активно публикуются работы евразийцев, комментируются и развиваются их идеи. В чем суть их позиции и почему наблюдается всплеск интереса к ним сегодня? Евразийцы предлагали свою трактовку исторического процесса. Настроенные резко отрицательно по отношению к Западу, они западничество считали чуждым для России. Антизападничество настолько ярко выражено в их концепции, что они отделяли Россию не только от Европы, но и от славянского мира. Они критиковали славянофильскую модель мира, которая (по В. Соловьеву) включала три силы: Запад, мусульманский Восток и славянский мир во главе с Россией. Утверждали, что в таком случае русский народ растворялся в славянстве, русское национальное сознание расплывалось в панславизме, в основе которого лежит идея об исключительности, особости славянства. Евразийцы же настаивали на исключительности России и русских.

Одним из главных (а может быть, и главным) фактором истории евразийцы считали связь культуры и жизни народа с географической средой – «месторазвитием» народа. Именно здесь они искали истоки самобытности различных стран и народов, в том числе и причини своеобразия России и русского национального самосознания. Громадные пространства России, утверждали они, охватывающие все части света, лишенные естественных резких географических рубежей, наложили отпечаток на историю страны, способствовали созданию своеобразного культурного мира. Наряду с этим подчеркивалось особое влияние на российское (русское) самосознание восточного  фактора, без учета которого, по мысли евразийцев, нельзя понять ход русской истории. Отсюда проистекало противопоставление Европы и Азии, педалировалась связь России с Азией. Они больше гордились азиатским Чингисханом, чем европейским Платоном. В связи с этим и события 1917 года они восприняли как финал давнего кризиса европейского республиканизма и социализма. Кризис европейской культуры, по их мнению, свидетельствовал о начале великого поворота истории к Востоку и возрождению Азии. России в этих условиях отводилась роль спасительницы всего мира.

Основные идеи евразийства об историческом месте России состояли в следующем. Они считали, что Россия отличается как от Запада, так и от Востока, это особый мир – Евразия. Какие аргументы приводились в подтверждение этого тезиса? Русская национальность, формировавшаяся под сильным влиянием тюркских и угро-финских племен, приняла на себя инициативу объединения разноязычных этносов в единую многонациональную нацию евразийцев, которые объединены в единое государство – Россию. Ведущий теоретик евразийства Н.С. Трубецкой утверждал, что национальным субстратом российского государства является совокупность населяющих его народов, называемая евразийской, – единая многонациональная нация. Много писалось о симфонизме, соборности, целостности российского мира. Таким образом, выделялась идейно-религиозная основа России. Евразийцы отводили решающую роль в этой части православию и православной церкви. Они считали, что русская церковь – это средоточие русской культуры, она определяет ее существо. Суть православия в понятии соборности, то есть единении всех под покровительством церкви для того, чтобы всем вместе найти спасение в царстве Божием.

Важное место в системе аргументации евразийцев занимала идея об идеократическом государстве. Абсолютизируя роль православной церкви в духовной жизни, они идеализировали и абсолютизировали роль государства в жизни общественной. Государство выступало в их концепции верховным хозяином общества, обладающим сильной властью, но в то же время сохраняющим связь с народом. Согласно утверждениям евразийцев, монголы первыми решили историческую задачу – положили начало единству безбрежного океана-континента, заложили основы его государственного устройства. Их прямой наследницей стала Московская Русь. Н.С. Трубецкой считал, что основателями русского государства были не киевские князья, а московские цари, ставшие восприемниками монгольских ханов. Свержение татарского ига, по его мнению, свелось к перенесению ханской ставки из Сарая в Москву. Распавшаяся Золотая Орда возродилась в новом обличье Московского царства. Чудо превращения татарской среды в русскую государственность произошло благодаря православию, религиозно-духовному подъему. Российское государство для евразийцев олицетворяло одновременно и общественную организацию, и церковную, это идеократическое государство. Можно указать на утверждения о самодостаточности российского общества. Россия рассматривалась как замкнутый океан-континент. В ней все есть. Как величайшее достижение русской цивилизации рассматривается создание мощного государства.

Таким образом, среди ученых нет единства по вопросу об историческом пути России, о принадлежности ее к той или иной цивилизации. Между тем, решение этого вопроса может способствовать определению дальнейшего пути развития России.

2.     Исторические аспекты соотношение культуры и цивилизации в России.

По мнению М. Ямпольского, оппозиция «культура — цивилизация» всегда возникает на границах некоторого «недопущения» — там, где те или иные политические, властные, финансовые привилегии оказываются недоступны целому социальному слою, который реагирует на эту блокировку усиленным производством «духовной» культуры и критикой этих привилегий как элементов враждебной цивилизации.

Русская культура  нового времени исторически формировалась в борьбе за власть и против власти. Эту ее черту по-своему ощутили идеологи социалистической культуры, представившие всю классическую русскую литературу как совокупного борца с самодержавием. Русская интеллигенция своем противостоянии администрации, в своем стремлении противопоставить ей власть культуры и общественного мнения сформировала основу для русской национальной самоидентификации. Русским в такой схеме становится тот, кто принадлежит культуре (русской культуре, «истинной» культуре, «духовной» культуре и т. д.), которая противопоставлена государственности.

Однако ситуация такого противостояния далеко не абсолютна. Как это часто бывает в сфере политического сознания, господствующая идеология ассимилирует и использует большую часть направленных против нее доктрин.

Формирование культуры как идеологического феномена, противопоставленного материальной сфере существования, и приводит к возникновению устойчивого представления о единстве культуры. Культура становится особой областью, куда допускается все «истинное», «подлинное», «русское». Понятно, что в таких условиях сами производители культуры всячески стирают ее противоречия или интерпретируют противоречащие ее единству элементы как не относящиеся собственно к русской культуре  экспортированные, враждебные, чужеродные). «Единство русской культуры» становится в равной мере необходимым всем — и властям, и «творцам».

Именно поэтому такое значение приобретает процедура культурной канонизации, в которой государство стремилось участвовать максимально зримо. Неслыханные по масштабам юбилейные празднества, связанные с годовщиной того или иного литератора, носили характер государственных торжеств. Борьба между интеллигентской оппозицией и режимом во многом, начиная с хрущевского времени, шла вокруг канонизации тех или иных писателей и соответствующей перекройки воображаемой карты культуры.

Но, может быть, самое удивительное культурное явление периода «развитого социализма» — это то, что миф культурного единства здесь воплощается в жизнь с невероятной полнотой (как, впрочем, и многие иные утопии). В начале 30-х годов происходит разгон групп и направлений во всех сферах искусства, и административным методом формируется единая социалистическая культура. Прекращается и издание «популярной» литературы — сентиментальных романов, детективов, на долгие годы заменяемых псевдоклассикой — Жорж Санд и Александром Дюма. Тоталитарное государство обменивает финансовую поддержку культуры на ее единство. Со второй половины 30-х годов окончательно устанавливается преемственность классической культуры и культуры современной. В живописи воцаряется имитация передвижников, в музыке — Глинки и Чайковского, в литературе — романа XIX века, в театре — Малого театра и Щепкина.

Это явление объяснялось по-разному. Расхожим объяснением являлась ссылка на консервативно-школьные вкусы большевистских вождей, в том числе и Ленина. Это, конечно, так. Но дело не только в этом. Модель классического русского искусства становится актуальной именно тогда, когда государство начинает формировать единую и однородную советскую культуру.

И все же вплоть до 60-х годов степень «различия» внутри советской культуры была минимальной. Удалось сформировать такой стереотип культурного поведения, когда целый ряд «основополагающих» художественных произведений получал универсальный успех не только в разных социальных группах, но даже в разных возрастных группах. В кино примером такого универсального, тотального успеха служат фильмы «Чапаев», «Цирк» и др. В художественной литературе ярким примером служит быстрая канонизация Маяковского, которая сделала его поэзию в равной мере популярной и среди малолетних пионеров Казахстана, и рабочих Сибири, и московской интеллигенции. Создается такой тип культуры, который призван вобрать в себя молодежную, народную, массовую, этническую и другие субкультуры. Эта культура сразу же с момента своего изготовления функционирует как классическая, т. е. преодолевающая различия субкультур. Именно установка на создание изначально универсальных художественных произведений объясняет большую важность моделей классического русского искусства XIX века для социалистического реализма.

Одновременно происходит смешение в культуре современного и классического. Последнее воспринимается как актуальное и трактуется в связи с современной ситуацией. Пушкин становится борцом с самодержавием, Толстой — зеркалом революции и т. д. При этом современное искусство воспринимается как относящееся к вечности, отстраненное от самой непосредственной актуальности.

Трансляция классической модели принимает форму настоящей культурной эстафеты. Художники социалистического реализма имитируют классические образцы. Их произведения, в свою очередь, имитируются самодеятельными художниками. Широкое распространение получает практика «шефства» профессиональных артистов над любителями. Множество самодеятельных, народных художественных учреждений — «народных» театров, изостудий и т. д. — по-своему контролирует производство культуры на всех уровнях и обеспечивает воспроизведение единой модели.

Близость этих очагов организации народной культуры производственным структурам очевидна. Россия была, по-видимому, единственной страной, где кружки бальных танцев создавались в рамках государственных предприятий (вся структура самодеятельного искусства опиралась на разветвленную сеть заводских, совхозных, колхозных домов культуры).

Русская революция, как и все революции, была прежде всего озабочена перераспределением богатств, а не производством. Самым удивительным достижением большевиков было то, что они смогли наладить в стране такой тип экономики, который практически исключал производство благ потребления и целиком ориентировался на воспроизведение средств производства. Осуществлялся своеобразный тип экономии (ничто не тратится «впустую», все реинвестируется), которая оборачивается гигантскими затратами (экономика такого типа работает без потребителей).

Культура, по определению, относится к чисто затратному типу деятельности. Изъятие из оборота почти всех слоев населения Советской России любых излишков приводит к резкому сокращению культурной деятельности этих слоев. Такое изъятие и соответствующая ему критика гедонизма парализуют возможность бескорыстного наслаждения культурой, заклейменную как пустая трата. Искусство начинает строиться по тому же принципу, что и производство. Отсюда и индустриальный по своей сути метод копирования и воспроизводства образца, модели. Но отсюда же в какой-то степени и сама идея культуры как антипотребительской ценности. Эта индустриально-экономическая модель культуры служила тому, чтобы обеспечить бедную, но единую, универсальную культурную среду, построенную на имитации классических образцов.

Таким образом, в России исторически сложилось противопоставление культуры и цивилизации. Культура была основным фактором национальной самоидентификации, поэтому культура стала основной формой борьбы за власть и против цивилизации, которая отождествлялась с властью.

3.     Культура и цивилизация в Современной России.

Когда в начале 60-х годов XX в. культурное единство общества стало разрушаться и началось формирование субкультур, это осмысливается официальными критиками в категориях чужеродных, «западных» влияний. По существу, этот процесс разворачивался в рамках борьбы с властными структурами, всей своей финансовой и политической мощью поддерживающими концепцию единой культуры, единой страны, единого общества. Русская государственность настолько полно включала в себя унитарный миф классической культуры, что распад этой государственности закономерно сопровождался распадом последних остатков унитарной культуры.

После распада Советского Союза «главным событием» в культурной жизни страны был демонстративный отказ государства поддерживать какую-либо культуру: официальную, альтернативную, параллельную, левую, правую и т. д. Культура либо постоянно опиралась на власть, либо противопоставлялась власти, но всегда была местом распределения власти, областью, через которую проходили ее силовые линии.

Отделение культуры от власти свидетельствовало о формировании новых социальных механизмов, о формировании автономной политической сферы, куда, собственно, и перенесена борьба за влияние. Культура перестала быть средством борьбы против власти и за власть.

Однако, новая власть прекратила контроль над культурой  одновременно с финансированием. Эффект был почти мгновенным, практически сразу же исчезло многолетнее ощущение культурного единства. В самых примитивных административных формах это проявилось в распаде единых творческих организаций, союзов. Впервые за долгие годы был разрушен миф о великой классической русской культуре и о культуре современности как ее продолжении и имитации.

Поскольку новая современная русская культура все меньше походила на свой благородный единый прототип, появилась тенденция считать русской культурой только ее классическое наследие. В обществе обнаружился явный сдвиг в сторону сохранения, спасения наследия при нарастающем безразличии к современным формам творчества. «Культурный фонд» под руководством Лихачева и под патронажем Р. Горбачевой открыто ориентировался на спасение старины, вкладывая деньги в покупку изделий Фаберже на аукционах или реставрацию храмов.

Таким образом, культура и сопутствующая ей «духовность» были однозначно отнесены в прошлое. Второе следствие — «полуофициальная» канонизация «серебряного века», его мыслителей и художников. «Серебряный век» предстает как эпоха утонченной и вневременной, внеполитической культуры, в силу этого способной претендовать на статус хранилища вечных ценностей.

Русская классическая культура, которая ранее понималась как культура актуальная, имеющая прямое продолжение в современности, начинает все более интенсивно осмысливаться как некое музейное, закапсулированное образование, не имеющее связей с современностью. Отсюда и повышенный интерес к эмигрантской культуре с характерной для нее оторванностью от политических и культурных реалий. Общественный интерес к культуре неуклонно снижается.

Возникает вопрос, что же представляет собой современный культурный пейзаж. На первый план (как и на Западе) вышла многие годы подавлявшаяся массовая культура, продукция которой наводнила книжный рынок, радио и телеэфир, заполнила залы кинотеатров и видеотеки. Бесконечное разнообразие периодических изданий вытеснило толстые литературно-художественные журналы.

Переход к рынку ликвидировал хронических дефицит бумаги, с ним исчез и книжный дефицит. Спрос определялся предложением: на первых порах книжные прилавки заполнились детективами, эротической и  оккультной литературой, различными практическими руководствами. Вместе с тем впервые за долгие годы книжный рынок смог удовлетворить запросы читателей. Идеологические запреты здесь были полностью ликвидированы.

Это явление разрушило «возвышенные» представления о литературе и «культурном» труде в целом. Вместе с тем массовая культура впервые после долгого перерыва вводит на рынок культурных ценностей понятие «потреб- ление» в его наиболее явной форме.

Обыкновенно массовая культура описывается как унифицирующая, стирающая иерархию культурных ценностей. В значительной степени это связано с тем, что на первый план в ее функционировании выступают деньги — как некий безличный всеобщий эквивалент. Деньги определяют ценность культурного товара, что приводит к нивелировке «эстетического» сообщения, содержащегося в этом товаре, и, соответственно, к уничтожению индивидуальности этого товара. Искусство как традиционная сфера личностного становится сферой обезличенного. Но в российском случае массовая культура функционирует в более сложном режиме. Она возникает на русском рынке в ситуации сверхцентрализации культуры и в этом контексте оказывается не только фактором новой унификации, но и дифференцирующим фактором.

Существенно, что на российском рынке возникли «культурные» товары, предназначенные для финансовой элиты. Эти товары располагаются в диапазоне от клубов миллионеров, от элитных малотиражных изданий. привлекающих не качеством публикаций, но качеством полиграфии, ценой и ограниченным тиражом.

Одновременно в России впервые складывается рынок картин и антиквариата западного типа. Этот рынок очень существен в нынешней ситуации, так как он осуществляет превращение в товар ценностей, традиционно относящихся к сфере духовной (бескорыстной) культуры.

На границах массовой культуры бурно развивается молодежная. По своему составу она крайне неоднородна. Она, как и всюду, сочетает черты контркультуры с чертами культуры массовой и коммерческой. Характерной чертой молодежной культуры является ее демонстративный отказ от классической «духовности». Она выступает как явление, в равной мере враждебное и «культуре» («духовности»), и цивилизации (этикетно-материальной сфере).

Свое место занимает и православная культура, ориентированная на круг верующих. Показательно, однако, что, как и многие иные церковные культуры, она не проявляет интереса к классическому наследию, если последнее не связано с религией, оставаясь в рамках житийной литературы низкого качества.

Советская культура исчезла, превратившись в некую угасающую субкультуру. Однако, даже распавшись на враждующие лагеря, она сохраняет призрак своего единства. Разумеется, она имеет и своих традиционных потребителей среди людей старшего поколения. Но в целом политическая ее роль сегодня невелика.

С ослаблением политического значения культуры должно ослабнуть и напряжение вокруг фундаментальной оппозиции «культура — цивилизация». В значительной степени оно питалось идеей культурной унитарности, культуры как эквивалента замкнутого утопического пространства. Частность субкультур делает проблематичными претензии некоей всеобщей «культуры» на духовное единство. Чрезвычайно показательно, что «духовность» русской культуры постоянно связывалась с ее так называемой «всечеловечностью», универсальностью. Это мифическое качество существенно потому, что оно противопоставляется «цивильным» нормам как чему-то частному, характеризующему узкий социальный слой или ограниченную национальную группу. Распад «культуры» на субкультуры проявляет зависимость каждого такого частного образования от этикета определенной группы. В принципе, ни одна субкультура (осознающая себя таковой) не может эффективно претендовать на подлинную альтернативу враждебным цивилизационным процессам.

В настоящее время значительно увеличился разрыв между массовой и элитарной культурой. Литературно-художественная жизнь стала все больше замыкаться в узком круге творческой интеллигенции. Ведущее место в постсоветской литературе и искусстве занял постмодернизм – влиятельное интеллектуальное течение конца XX в. Пафос нового направления заключался в освобождении литературы и искусства от нехудожественных задач, утверждение их самоценности, преодоление нормативной эстетики. Постмодернистские тенденции отражены в творчестве Л. Петрушевской, В. Пелевина, Д. Галковского, В. Пьецуха и других авторов, довершивших развенчание советской идеологии, мифов перестроечного времени и национальных мифов.

В России сегодня складывается в последние десятилетия складывается новый  тип гедонистической культуры. Потребление культуры становится все более очевидным образом связанным с получением удовольствия. Конечно, к типу гедонистической культуры относится массовая культура в целом. Но и «высокое» искусство, насколько оно сохраняет относительную независимость от коммерции, все более тяготеет к гедонистическому типу потребления. Гедонизм в эстетической сфере важен потому, что он выражает бескорыстно-игровую сторону художественных явлений. Гедонизм возникает там, где неуместны борьба за власть, спасение нации, насаждение духовности. Гедонизм также характерен для нового типа социальной экономики, в которой непроизводительные траты становятся существенным жизненным фактором.

Таким образом, на современном этапе в России значительно ослабло противопоставление между культурой и цивилизацией. Во многом это было связано с отменой государственного регулирования культуры. Кроме того, единая культура распалась на множество субкультур, многие из которых, особенно молодежная, противопоставляют себя цивилизации, однако, не могут претендовать на роль единой универсальной культуры для значительной части населения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В современной России впервые за долгое время произошло разделение  произошло культуры и власти. Культура перестала быть средством борьбы за власть и против цивилизации, с которой отождествлялась власть. Сам распад единства культуры сделал ее менее значимой. Никакая культура элиты не может претендовать на значение, сравнимое со значением унитарной, всеобщей культуры. Конечно, эти изменения в статусе можно считать быстрым скачком в то состояние, которое давно характерно для западного общества, где культурный плюрализм в значительной степени строится на отрыве культуры от власти, сознании ее относительно невысокой социальной значимости, коммерциализации и т. д. Некоторые склонны считать такой скачок переходом к «нормальному» состоянию, когда культуре отводится более адекватная ее подлинному значению роль.

В настоящее время происходит процесс самоисчерпания культуры в качестве важного механизма социального единства. Культура отныне начинает функционировать как механизм социальной дифференциации. Именно гротескным процессом социальной дифференциации, принимающим формы массированной дезинтеграции, можно считать то, что происходит в России сегодня. Культура, несмотря на все свои былые унифицирующие претензии, участвует в этом процессе, сохраняя функцию очага национальной идентификации за школьным мифом единой и великой классической национальной культуры.

Список используемой литературы

1.  Гуревич П.С. Культурология. — М., 2003.
2. Золкин А.Л. Культурология. — М., 2001.
3. История Русской культуры IX –XX вв. / под ред. Л.В. Кошман. – М., 2002.
4. Померанц Г. «В Америку нельзя войти, оставаясь самим собой» // http://www.kultura-portal.ru
5. Розин В.М. Введение в культурологию. М., 2000.
6. Яковец Ю.В. История цивилизаций. М., 1997.
7. Ямпольский М. Россия: культура и субкультуры: миф единой культуры // Общественные науки и современность. 1993. №1.